А.В. Чаянов

Реферат на тему: А.В. Чаянов

Оглавление

Введение

А.В. Чаянов – защитник трудового крестьянства и кооперации

Концепция семейно-трудового крестьянского хозяйства.

Теория крестьянской кооперации.

Вопросы организации аграрного сектора.

Н.Д. Кондратьев: исследование проблем экономической динамики.

Основные этапы жизни и деятельности.

Трактовка аграрных проблем.

Концепция народнохозяйственного планирования.

Учение о «больших циклах конъюнктуры».

Вопросы статики и динамики в рукописи 1931 г.

Введение

Период 1920-х гг. не случайно именуют «золотым веком» экономи­ческой мысли в СССР.

Господство ортодоксального марксизма, представленного столь громкими именами, как Н. И. Бухарин, Г. М. Кржижановский, Е. А. Преображенский, Г. Я. Сокольников, тогда еще не исключало развития альтернативных течений. В науке много и плодотворно тру­дились экономисты, считавшие себя марксистами, но не входившие в коммунистическую партию, — В. А. Базаров, А. А. Богданов. Суще­ствовали направления немарксистской мысли, чьи представители (Н. Д. Кондратьев, Л. Н. Литошенко, Л. Н. Юровский и др.) добива­лись выдающихся результатов в развитии как экономической теории, так и новой хозяйственной практики.

К числу последних направлений относится и так называемая ор­ганизационно-производственная школа (Н. П. Макаров, А. Н. Минин, А. А. Рыбников, А. В. Чаянов, А. Н. Челинцев и др.). Школа возникла еще в дореволюционный период в связи с быстрым ростом крестьян­ских кооперативов, но пик ее практической и творческой деятельности приходится на период нэпа.

Признанным лидером организационно-производственной школы, автором ее основополагающих идей стал крупный русский экономист Александр Васильевич Чаянов (1888—1937).

А.В. Чаянов – защитник трудового крестьянства и кооперации

Биографы называют А. В. Чаянова одним из последних энцикло­педистов. Действительно, наряду со специальными экономическими ра­ботами, библиографический список которых насчитывает более 200 на­именований, его перу принадлежат несколько книг по истории Москвы и ее окрестностей, искусствоведческие исследования, пять повестей в стиле социальной утопии и фантастики, сборник стихов и, наконец, детективный сценарий, по которому в 1928 г. был поставлен фильм «Альбидум».

А. В. Чаянов родился 17 (29) января 1888 г. в Москве. Его отец-крестьянин по происхождению — мальчиком пошел работать на ткац­кую фабрику, со временем став компаньоном хозяина, открыл собствен­ное дело. Мать А. В. Чаянова происходила из культурной образован­ной семьи, была в числе первых выпускниц Петровской земледельче­ской и лесной академии.

Видимо, под влиянием матери А. В. Чаянов поступил (1906) в Московский сельскохозяйственный институт (так называлась тогда Петровская академия). Среди учителей Чаянова выделялись крупней­шие специалисты-аграрники, профессора Н. Н. Худяков, А. Ф. Форту­натов, Д. Н. Прянишников. С Петровской академией связана вся жизнь А. В. Чаянова. Здесь он прошел долгий, многотрудный путь от студента до ведущего профессора, ученого с мировым именем.

Уже в дореволюционный период А. В. Чаянов совершил ряд озна­комительных поездок в страны Западной Европы, что значительно расширило его кругозор. В 1910 г. он был оставлен для подготовки к преподавательской работе при кафедре сельскохозяйственной эконо­мии. С этого времени регулярно выходят его научные труды по теории крестьянского хозяйства и кооперации. С кооперативным движением связана и общественно-политическая деятельность Чаянова, с 1915 г. он непременный участник высших органов российской кооперации, именно кооперативное движение выдвигает его осенью 1917 г. на пост товарища (заместителя) министра земледелия в последнем составе Временного правительства.

А. В. Чаянов никогда не состоял в какой-либо политической пар­тии. В революционный период он и его единомышленники пытались превратить кооперативные организации в самостоятельную силу (не только экономическую, но и социально- политическую).

Первые годы после Октябрьской революции сотрудничество с пра­вительством большевиков давалось Чаянову не без проблем — он не мог принять проводившегося тогда курса на огосударствление коопера­ции. Тем не менее уже с 1919 г. Чаянов весьма активно работает в Народном комиссариате земледелия, готовит план восстановления сельского хозяйства, возглавляет научный семинарий по сельскохо­зяйственной экономии и политике. В 1922 г. на базе семинария орга­низуется крупный научно-исследовательский институт, руководство ко­торым поручается А. В. Чаянову.

В 1922—1923 гг. Чаянов совершает полуторагодичную зарубежную командировку, посещает США, Германию, лично знакомится с ведущи­ми зарубежными учеными-аграрниками. По возвращении из команди­ровки продолжает работу в Наркомземе, много сил отдает преподава­тельской работе, руководит институтом сельскохозяйственной эконо­мии. Период 1923—1927 гг. — наиболее плодотворный в жизни учено­го, именно тогда вышли его основные обобщающие труды «Организа­ция крестьянского хозяйства» (1925), «Краткий курс кооперации» (1925), «Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной кооперации» (1927).

После дискуссии о дифференциации крестьянства (1927) и в связи с начавшейся политикой свертывания нэпа на Чаянова обрушиваются первые несправедливые гонения. Он обвиняется в стремлении увеко­вечить неэффективное мелкое крестьянское хозяйство, позднее его на­зовут «неонародником» и идеологом кулачества. В 1928 г. ученый был вынужден покинуть пост директора института сельскохозяйственной экономии.

1 июля 1930 г. А. В. Чаянов арестовывается по делу о вымышлен­ной «Трудовой крестьянской партии». В тюрьме он продолжает рабо­тать, создает рукопись «Внутрихозяйственный транспорт. Материалы к пятилетке 1933—1937 гг.», пишет монографию по истории западноев­ропейской гравюры. После четырех лет тюремного заключения Чая­нова отправляют в ссылку в Алма-Ату, где он несколько лет работал в республиканском комиссариате земледелия, преподавал в сельскохо­зяйственном институте. В марте 1937 г. А. В. Чаянов был вновь арес­тован. 3 октября приговорен к расстрелу и в тот же день расстрелян. Имеются свидетельства, что и в ссылке он продолжал работать над рукописью исторического романа «Юрий Суздальский», судьба которой до сих пор неизвестна.

В методологическом отношении концепция А. В. Чаянова вобра­ла как отечественные, так и зарубежные источники. Сам Чаянов чис­лил среди своих предшественников автора «Домостроя» Сильвестра, первых российских агрономов-экономистов А Болотова, Д. Шелехова некоторые идеи о мелком крестьянском хозяйстве позаимствованы им у аграрников России начала XX в. В. Косинского, А. Фортунатова наконец, кооперативные теории Чаянова близки концепциям А. Чупро-ва, М. Туган-Барановского, С. Прокоповича.

Зарубежными предшественниками Чаянова принято считать не­мецких экономистов Т. Гольца, Ф. Эребо, швейцарского аграрника Э Лаура. Их теории, в которых сформулированы принципы эффектив­ного хозяйствования на крупных капиталистических фермах, Чаянов творчески переработал для условий семейно-трудовых хозяйств в Рос­сии. Большое влияние на взгляды Чаянова оказали также работы не­мецких экономистов И. Тюнена, А. Вебера по рациональному разме­щению производительных сил в масштабе региона, народного хозяй­ства в целом.

Всю совокупность теоретических воззрений А В. Чаянова можно условно разделить на три основные части: концепцию трудового хо­зяйства отдельной крестьянской семьи, теорию крестьянской коопера­ции, теорию организации аграрного сектора в целом.

Концепция семейно-трудового крестьянского хозяйства

Главным предметом теоретических исследований А. В. Чаянова является семейно-трудовое крестьянское хозяйство в его взаимоотно­шениях" с окружающей экономической средой. Такое хозяйство нацеле­но в первую очередь на удовлетворение потребностей самих членов семьи. Чаянов рассматривает его как главным образом натуральное хозяйство, втягивающееся в процесс рыночного обмена с целью прода­жи излишков и лучшего удовлетворения собственных нужд. В отличие, скажем, от работ русских марксистов, Чаянов в своих дореволюцион­ных исследованиях интересовался не процессом образования россий­ского рынка и капитализма в их влиянии на хозяйство крестьянина, а самим этим хозяйством во взаимодействии его натурально-потреби­тельских и (в меньшей степени) товарно-рыночных черт.

Методология Чаянова отличалась в этом пункте известной статич­ностью, так как его внимание привлекало не столько развитие соци­альных отношений русской деревни (социальная дифференциация кре­стьянства, выделение в нем различных слоев, влияние капиталистичес­ких банков и промышленности на положение крестьян), сколько со­стояние семейного хозяйства на данный момент времени. Подобная методология изначально исходила из того, что факторы социальной и хозяйственной устойчивости семейного трудового хозяйства логически и практически преобладают над факторами его дифференциации

А. В. Чаянов признавал, что подобный подход применим лишь при слабом проникновении капитализма в сельское хозяйство Он не скрывал ограниченности предложенного им метода в условиях Запад­ной Европы, однако полагал, что этот метод имеет не только россий­ское, но и определенное интернациональное значение, так как может оказагься полезным при изучении аграрного строя в странах Востока (Китай, Индия) и вообще в странах со слабым развитием рыночных отношений.

Определяя предмет своего исследования, А В Чаянов в главном труде «Организация крестьянского хозяйства» (1925) писал: «Мы…

стремимся понять, что собою представляет крестьянское хозяйство с организационной точки зрения, какова морфология того производствен­ного аппарата, который называется трудовым крестьянским хозяйст­вом… Нас интересует не система крестьянского хозяйства и формы ор­ганизации в их историческом развитии, а сама механика организации оного процесса» [1].

Такой анализ, безусловно, имел право на существование, ибо ста­тика есть необходимый, хотя и частный момент динамики. Более того, в специфических условиях Советской России 1920-х гг. анализ Чаяно­ва приобретал повышенную актуальность: после Октябрьской револю­ции происходил процесс «осереднячивания» деревни — при заметном сокращении крайних социальных прослоек соответственно увеличива­лась доля середняцких хозяйств. Хозяйство же середняка (среднего крестьянина) в общем и целом попадало под предложенное Чаяновым определение трудового крестьянского хозяйства.

Итак, первая стадия анализа А. В. Чаянова касается организа­ции хозяйства отдельной крестьянской семьи. В качестве основопола­гающих выступают здесь понятия организационного плана и трудопо-требительского баланса крестьянского хозяйства, сформулированные еще в дореволюционных работах Чаянова. Организационный план, или субъективное отображение крестьянином системы целей и средств хо­зяйственной деятельности, включал в себя выбор направления хозяйст­ва, сочетания его различных отраслей, увязку трудовых ресурсов и ос­новных объемов работ, разделение продукции, потребляемой в собст­венном хозяйстве, и продукции, направляемой на рынок, баланс денеж­ных поступлений и расходов. В свою очередь концепция трудопотреби-тельского баланса исходила из того, что крестьянин, используя в сво­ем хозяйстве собственный труд и труд членов своей семьи, стремится не к максимуму чистой прибыли, а к росту общего, валового дохода, равновесию производственных и природных факторов, соответствию производства и потребления, равномерному распределению труда и до­хода в течение всего года. Поскольку конечной целью трудового кре­стьянского хозяйства остается потребление, а не накопление денеж­ных средств, рыночные критерии здесь не всегда применимы. Так, ка­тегория заработной платы в некапиталистическом хозяйстве крестьяни­на превращается в его чистый доход, пополняющий личный бюджет семьи. Точно так же модифицируется земельная рента — в семейном крестьянском хозяйстве она теряет нетрудовой характер, принимает вид избыточного дохода, получаемого крестьянской семьей из-за выгод местоположения по отношению к рынку сбыта, повышенного плодоро­дия земли, других факторов.

Концепция организационного плана и трудопотребительского ба­ланса Чаянова позволила ему объяснить ряд парадоксов в развитии крестьянского хозяйства дореволюционной России. Так, эмпирические материалы, собранные при анализе крестьянского льноводства и кар­тофелеводства, показывали, что эти трудоемкие культуры давали очень малую чистую прибыль, а потому почти никогда не получали большо­го распространения в хозяйствах предпринимательского типа. Напро­тив, малоземельные крестьяне разводили их весьма широко, так как, теряя в размере чистой прибыли, получали возможность расширить объем применяемого в собственном хозяйстве труда и сократить се­зонную безработицу.

Неприменимостью предпринимательских,   рыночных критериев А. В. Чаянов объяснил и низкий уровень распространения в крестьян­ских хозяйствах высокопроизводительных молотилок. В данном случае труд крестьян, вытесняемый машиной, в условиях зимнего времени не мог найти себе никакого применения. Введение усовершенствованной машины не только не увеличивало общей суммы доходов крестьян, но уменьшало ее на величину ежегодной амортизации машины.

Кроме того, как отмечал Чаянов, крестьяне в годы неурожаев, что­бы добиться хотя бы некоторой стабильности потребительских дохо­дов, не снижали, а, наоборот, резко повышали предложение труда, благодаря чему зарплата в аграрном секторе России оказывалась об­ратно пропорциональной ценам на хлеб. В случае же улучшения ры­ночной конъюнктуры крестьянское хозяйство не увеличивало, а сокра­щало годовой фонд рабочего времени, чтобы облегчить условия труда и жизни. К числу парадоксальных ситуаций, объясненных Чаяновым, относились также уплата крестьянами очень высоких «голодных аренд» (с целью загрузить во что бы то ни стало свободные рабочие руки);

регулярная практика отхожих промыслов (они ослабляли собственное земледельческое хозяйство, но давали крестьянам возможность более равномерно распределить трудовые ресурсы по временам года). Таким образом, именно семейно-трудовая теория Чаянова сумела раскрыть смысл целого ряда экономических фактов, которые до нее не находи­ли теоретического объяснения.

Исходя из собственного понимания специфики крестьянских хо­зяйств,

А. В. Чаянов внес существенный вклад в интерпретацию про­цессов их дифференциации. Здесь им активно применялось понятие де­мографических факторов дифференциации, суть которых такова: в не­давно образовавшейся молодой семье (муж, жена, малолетние дети) соотношение едоков(е) и работников(р) крайне неблагоприятно (ко­эффициент е/р весьма велик). Это критический момент в развитии кре­стьянского хозяйства: продуктивность его относительно невелика, по­требление на одного члена семьи и подушевая доходность крайне низ­кие. Проходит время, дети начинают подрастать, все большее их число становится сначала полуработниками, затем полноценными работника­ми, коэффициент е/р последовательно снижается и, наконец, достигает единицы. Это самый благоприятный в экономическом отношении пери­од в жизни крестьянской семьи — без всякого применения наемного труда резко возрастают объем посевов, подушевые объемы продукции, потребления и доходов. Максимальной является и экономия труда, де­нежных средств на бытовые нужды (жилье, отопление, приготовление пищи и т. д.). Но время идет, и у второго поколения начинают рож­даться дети, постепенно начинается распад «большой семьи» на ряд малочисленных молодых семейств, с одним из которых живут нетру­доспособные родители. Соотношение едоков и работников вновь резко изменяется (коэффициент е/р растет), соответственно падают подуш­ный посев, среднедушевое потребление и доход.

Демографические факторы обусловливают тот факт, что динами­ка трудового потенциала крестьянской семьи, подчиняясь процессу ее роста и распада, носит волнообразный характер. Таким образом, суще­ственная часть имущественной дифференциации крестьянских хозяйств не носит социального характера. Это положение А. В. Чаянова, сформулированное им еще в дореволюционный период, активно использо­валось в 1920-е гг. в критике вульгарно-социологической, прямолиней­ной трактовки процессов дифференциации в деревне, которой придер­живались многие аграрники марксистского направления.

А. В. Чаянов не отрицал и социально-экономической дифференциации российского крестьянства. Более того, с 1927 г. он рассматри­вал демографическую дифференциацию лишь как общий фон диффе­ренциации социальной. Однако ученый доказывал, что в послереволю­ционное время последний вид дифференциации приобрел новые специ­фические черты: исчезли хозяйства помещиков, крупных предпринима­телей-капиталистов, расслоение крестьянства происходило главным об­разом как отщепление от семейно-трудовых хозяйств новых самостоя­тельных типов предприятий: фермерских, кредитно-ростовщических, промысловых и вспомогательных.

А. В. Чаянов обращал внимание, что группировки, рассчитанные на базе коэффициентов <пролетаристичности» и «капиталистичности» хозяйства (предложены Л. Н. Крицманом, В. С. Немчиновым и други­ми на основе учета найма рабочей силы, а также найма и сдачи зем­ли, рабочего скота и инвентаря), ставят в один ряд не только ферме­ра-предпринимателя или ростовщика, но и, скажем, владельца быка-производителя. Ученый подчеркивал также принципиальные различия между наймом рабочей силы с целью ее эксплуатации и наемной ра­ботой по договору в крестьянских хозяйствах, лишившихся кормильцев или испытывавших острый недостаток рабочих рук при проведении се­зонных работ. В целом А. В. Чаянов выступал против имевших место в марксистской литературе 1920-х гг. преувеличенных представлений о степени капиталистического расслоения российской деревни, которые, как известно, сыграли негативную роль при обосновании последующей кампании массового «раскулачивания».

А. В. Чаянов полагал, что распространенная в советской эконо­мической литературе трехчленная схема «кулак—середняк—бедняк» чрезмерно упрощала и даже огрубляла действительность, ибо сводила в одну (кулацкую) группу как последовательно капиталистические, так и крепкие крестьянские хозяйства, использующие наемный труд в качестве дополнения к труду членов самой крестьянской семьи. Этой схеме он противопоставлял собственную, более дробную классифика­цию, включающую шесть типов хозяйств:

1) капиталистические;

2) полу трудовые;

3) зажиточные семейно-трудовые хозяйства;

4) бедняцкие семейно-трудовые;

5) полупролетарские;

6) пролетарские.

В работе «Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной коопера­ции» (1927) Чаянов выдвинул оригинальный план разрешения соци­альных противоречий в деревне через кооперативную коллективизацию различных типов хозяйств (со второго по пятый) с последующим огра­ничением и экономическим вытеснением эксплуататорских отношений и привлечением сельских пролетариев к семейно-трудовому хозяйство­ванию посредством кооперативного кредита.

Теория крестьянской кооперации

Подчеркивая преимущества хозяйства семейно-трудового типа, обусловившие их устойчивость (использование привязанности кресть­янина к земле, точный учет почвенно-климатических, погодных усло­вий, детальное знание особенностей сельскохозяйственного труда и т. п.), А. В. Чаянов не считал возможным идеализировать мелкое кре­стьянское хозяйство. Уже отмечалось, что он отчетливо видел те пре­пятствия, которые ставит семейно-трудовая, ячейка на пути научно-технического прогресса (пример с внедрением молотилок). Кроме того, сама цель крестьянского хозяйства — обеспечить потребление относи­тельно небольшой по размерам семьи — несла в себе весьма заметные пределы для расширения товарности и общего подъема производства.

Отрицательную роль в этом плане играла также резко выраженная се­зонность сельскохозяйственных работ.

Путь к кардинальному повышению эффективности аграрного сек­тора Чаянов усматривал в массовом распространении кооперации, при которой от семейно-трудового хозяйства постепенно отпочковывались бы и переходили в ведение крупных кооперативных товариществ опе­рации по переработке, хранению, сбыту крестьянской продукции, за­купке и обслуживанию техники, заготовке минеральных удобрений, семян, племенная, селекционная работа, кредитное дело, словом, все те операции, где крупное хозяйство имеет явный перевес над мелким. По мнению ученого, это помогло бы сочетать преимущества самостоя­тельного хозяйства отдельной семьи с теми плюсами, которые несет с собой обобществленное производство и обмен.

Первые работы А. Чаянова по теории кооперации появились еще в дореволюционный период (статьи по истории и практике кооператив­ного движения в Италии, Бельгии, Франции; подготовка общего лек­ционного курса по истории и теории кооперации). В послереволюцион­ный период создание кооперативной теории Чаянова окончательно за­вершилось.

Ученый подходил к кооперации с двух сторон — как к организа­ционной форме хозяйства и как к общественному движению. Ценность кооперации как движения заключалась, по Чаянову, в ее антикапита­листическом и антибюрократическом содержании. Вовлекая крестьян в самостоятельную деятельность по закупке товаров, переработке и сбыту продукции, осуществлению других хозяйственных функций, ко­оперативы освобождают их от эксплуатации со стороны перекупщика, ростовщика, купца, прасола. Кооперативы поддерживают и развивают тягу крестьян к формам хозяйственного самоуправления (собраниям, выборам правления и демократическому контролю за его работой и т. п.).

Чаянов, как уже отмечалось, протестовал против тенденции к ого­сударствлению кооперативов, впервые отчетливо проявившейся в годы «военного коммунизма». Всячески отстаивая самостоятельность коопе­ративных организаций, он выступал с позиций «согласования интере­сов» кооперации и государства — через генеральный договор госорганов с кооперативными центрами[2] (с указанием твердых цен, тарифов и маршрутов перевозок, но без непосредственного вмешательства из­вне в дела кооперативных товариществ).

Согласно Чаянову, антикапиталистическое, антибюрократическое содержание кооперации во многом обусловливает экономический эф­фект ее деятельности — относительно низкие цены на продукцию и дополнительный доход для ее членов. В выгодности, хозяйственной це­лесообразности для крестьян усматривал Чаянов перспективность ко­операции и как хозяйственной формы.

В основу чаяновской теории кооперации положены концепции ор­ганизационного плана и дифференциальных оптимумов размеров пред­приятий. А. В. Чаянов полагал, что с точки зрения организации к ко­оперативам должны отойти лишь те виды деятельности, технический оптимум которых превосходит возможности отдельного крестьянского хозяйства. «Отщепление» операций происходит обычно «от рынка к полю»: сначала кооперативная форма распространяется на операции, связывающие хозяйство с рынком (кооперативы по закупкам, сбыту, кредиту), затем на процессы первичной обработки сырья (например, маслодельные, картофелетерочные, овощесушильные товарищества), наконец на производственные биотехнологические процессы (общества по разведению племенного скота, машинные, мелиоративные товарище­ства). Вплоть до конца 1920-х гг. Чаянов исходил из того, что инди­видуальные крестьянские хозяйства способны вести эффективную об­работку почвы и животноводство, остальные виды деятельности подле­жат постепенному и добровольному кооперированию.

Следовательно, А. В. Чаянов выступал как сторонник вертикаль­ных форм кооперации. К горизонтальным формам, объединяющим «интегральные земледельческие артели» (колхозы), в том числе на ос­нове производственного кооперирования, он относился прохладно, ука­зывая на слабую приспособляемость таких кооперативов к конъюнкту­ре рынка, опасность произвола со стороны руководителей, недостаточ­ность стимулов к труду.

В этой связи несколько слов необходимо сказать о соотношении взглядов Чаянова с «ленинским кооперативным планом», тем более, что спекуляции на эту тему сыграли впоследствии роковую роль в жизни ученого. Как известно, Ленин в статье «О кооперации» (1923) выдвинув общую идею о возможно более плавном и безболезненном продвижении крестьянского хозяйства к социализму через использова­ние выгод кооперации, не уточнил, какие именно виды кооперативов он имел в виду. Скорее всего, предполагалось использовать все фор­мы кооперации, включая производственную. В этом смысле чаяновская концепция вертикальной кооперации отличалась от ленинской.

Тем не менее известно, что книги Чаянова имелись в библиотеке •Ленина в Кремле. Ленин знакомился с ними при подготовке указанной выше статьи. В свою очередь А. В. Чаянов неоднократно подчеркивал свою солидарность с высказываниями Ленина о социализме как строе «цивилизованных кооператоров»[3]. Близость их позиций, конечно же, не следует преувеличивать. Но многие положения Чаянова — о само­стоятельности кооперативов, их связи с рынком, добровольности и по­степенности процессов кооперирования — вполне созвучны выводам Ленина (нэповского периода), а впоследствии Бухарина.

Иными идеями в реализации кооперативного плана руководство­вались Сталин и его ближайшее окружение. Для них одной из целей при проведении сплошной коллективизации (начиная с 1929 г.) оказа­лась максимально возможная перекачка средств из аграрного сектора в индустриальный, выколачивание максимальной «дани» с крестьян­ства. Естественно, концепция А. В. Чаянова шла вразрез и с подобной целью, и со средствами ее обеспечения (административное объедине­ние крестьян в колхозах, жестокое подавление всякого сопротивления «сплошной коллективизации», массовая высылка не только кулаков, но и части зажиточных середняков, установление закупочных цен на кол­хозную продукцию на уровне, который был ниже действительной стои­мости в

10—12 раз). Не случайно в речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. Сталин говорил: «Непонятно только, по­чему антинаучные теории «советских» экономистов типа Чаяновых дол­жны иметь свободное хождение в нашей печати…»[4]. После этого Чая­нова стали незаслуженно числить идеологом кулачества, «ярым про­тивником» социализма и марксизма.

Вопросы организации аграрного сектора

Система теоретических взглядов А. В. Чаянова была бы раскры­та неполно без анализа его воззрений на организацию сельскохозяй­ственной отрасли в целом.

Уже летом 1917 г. ученый выдвинул подробный план реконструк­ции аграрного сектора: передача земли в собственность трудового кре­стьянства, введение трудовой собственности на землю (без права куп­ли-продажи участков), передача государству помещичьих хозяйств и образцовых имений, введение единого сельхозналога для частичного изъятия дифференциальной ренты. Программа Чаянова была весьма радикальной и предвосхитила многие аграрные нововведения эпохи нэпа. Характерно, что уже в 1917 г. ученый отрицательно отнесся к эсеровскому требованию об уравнительном наделении крестьян землей, полагая, что подобный режим землепользования не соответствует гиб­кой природе семейно-трудового хозяйства и потребует непосильных за­трат при многократных межевых переделах.

Намечая планы аграрного переустройства, Чаянов исходил из не­обходимости следовать двойственному критерию — повышение произ­водительности труда и демократизация распределения национального дохода. Позднее им было предложено разграничение двух типов рента­бельности аграрных мероприятий: экономическая рентабельность вы­ражалась в росте доходов отдельного хозяйства, социальная — в реа­лизации интересов всего народного хозяйства. Уже в ранних работах ученый выдвинул положение об «Организованном Общественном Ра­зуме» как едином субъекте аграрной политики, т. е. о подчинении аг­рарного сектора высшим долговременным интересам общества.

В послеоктябрьский период в центре внимания Чаянова находит­ся программа общественной агрономии. Возглавляемый им институт сельскохозяйственной экономии становится, в сущности, теоретическим и методическим центром по разработке рациональных методов ведения сельского хозяйства. Сам Чаянов создает специальные работы по ин­тенсификации аграрной экономики Нечерноземья, русского Севера. Его труды по экономике крупных аграрных регионов, намеченные здесь мероприятия (специализация региона на экономически выгодных куль­турах, рациональное сочетание отраслей при их подчиненности отрас­ли, производящей наиболее рентабельные продукты, правильное зем­леустройство, использование достижений аграрной науки) не потеря­ли значения и по сию пору.

В связи с разработкой проблем орошаемого земледелия в Турке­стане и в Голодной степи Чаянов выдвигает идею активной государст­венной политики по использованию водных ресурсов. Конечная цель такой политики видится ему в достижении наивысших урожаев с еди­ницы орошаемой площади. Опираясь на собственную концепцию вод­ной ренты, ученый предлагает ввести плату за воду и регулировать ее с учетом изменений цен на продукты и средства производства, а так­же капитальных затрат.

Крупным достижением Чаянова является выдвинутая им теория дифференциальных оптимумов сельскохозяйственных предприятий. По Чаянову, оптимум имеет место там, где при «прочих равных условиях себестоимость получаемых продуктов будет наименьшая»[5]. Согласно Чаянову, в аграрном секторе экономики оптимальные размеры хо­зяйств весьма сильно зависят от природно кличатических, географических условий, биологического характера процессов, других особен­ностей, поэтому учет регионального фактора здесь особенно необходим.

Чаянов выдвинул и весьма простую методику определения опти­мальных размеров предприятия. Так, в земледелии все элементы се­бестоимости подразделялись им на три группы:

1) уменьшающиеся при укрупнении хозяйств (административные расходы, издержки по использованию машин, оборудования, построек);

2) увеличивающиеся при укрупнении хозяйств (транспортные издержки, потери, связанные с ухудшением надзора за качеством труда);

3) не зависящие от разме­ра хозяйства (стоимость семян, удобрений, погрузочно-разгрузочные работы и т. д.).

По Чаянову, задача нахождения оптимума сводится к нахождению точки, в которой сумма всех трех видов издержек на еди­ницу продукции будет минимальной.

Вплоть до середины 1920-х гг. концепция дифференциальных оп-тимумов использовалась Чаяновым в целях обоснования «вертикаль­ной кооперации» (для самостоятельных и относительно небольших крестьянских хозяйств). Б 1928—1930 гг. положение резко измени­лось. В указанные годы в центре внимания А. В Чаянова находятся уже вопросы организации крупных и крупнейших сельскохозяйствен­ных предприятий — совхозов. Такой поворот в научных занятиях, ознаменовавший фактически разрыв с прежней концепцией индивиду­ального семейно-трудового хозяйства (как основы аграрного сектора)» не является итогом естественной идейной эволюции ученого. Скорее речь шла о вынужденном компромиссе с системой, которую сам он именовал «государственным коллективизмом».

Чаянов, видимо, понимал, что при новых политических реалиях индивидуальное крестьянское хозяйство сохраниться более не может. Вместе с тем он органически не мог оправдывать и обосновывать ме­роприятия по административному насаждению колхозов. Совхозная форма представлялась ему более приемлемой, так как ее легче было использовать для внедрения механизации, передовых методов аграр­ной науки. Сообразуясь с выдвинутой ранее идеей о различении соци­альной и экономической рентабельности, Чаянов предложил тройствен­ный критерий оценки деятельности крупных совхозов: по степени вы­полнения ими государственного плана с точки зрения учета интересов региона и, наконец, по уровню прибыльности самого предприятия. В разработанные им организационные планы совхозов ученый вклю­чил новые способы использования техники: тракторные колонны, при­менение системы машин (трактор, комбайн, грузовик), таборное вы­полнение работ, при котором сельскохозяйственная техника, иногда с работниками, остается на ночь в поле и т. д. Характерно, однако,. что проблема индивидуальной мотивации труда, занимавшая ранее од­но из центральных мест в творчестве Чаянова, в работах 1928—1930гг. практически не исследовалась.

Новая программа Чаянова предусматривала первоочередное соз­дание гигантских (размером в 40—100 тыс. га) централизованно уп­равляемых хозяйств по производству зерна. После простейших с точки зрения организации зерновых совхозов данная форма должна была распространяться в овощеводстве, льноводстве, хлопководстве. Для предприятий каждой отрасли ученым были разработаны дифференци­рованные технические и организационные нормативы. По Чаянову, всеохватывающая система механизированного земледелия должна бы­ла сформироваться довольно быстро — за 10—15 лет.

Внешне, несомненно, конформистская последняя программа Чая­нова продиктована не только естественным чувством самосохранения.

Чаянов желал быть полезным Отечеству даже в труднейших условиях «великого перелома». С этим связаны его попытки внедрить научные разработки при организации Дигорского агроиндустриального комби­ната в Северной Осетии, Еланского и Воловского комбинатов в Туль­ской области, зернового совхоза «Гигант» под Ростовом, хлопкового совхоза «Пахта—Арал» в Голодной степи. Некоторые исследователи считают эти разработки прообразом современных агроиндустриальных комбинатов. [6]

Таким образом, воззрения А. В. Чаянова претерпели значительную эволюцию. На разных этапах он высказывал различные, порой проти­воположные взгляды. Но в историю экономической мысли А В. Ча­янов вошел прежде всего как теоретик трудового крестьянского хозяй­ства и сельскохозяйственной кооперации. Именно в учении о верти­кальной крестьянской кооперации, способной сочетать высокую моти­вацию к труду отдельной крестьянской семьи и преимущества добро­вольно создаваемых кооперативов, проявились основные теоретические достижения этого экономиста.

Н. Д. Кондратьев: сследование проблем экономической динамики

Основные этапы жизни и деятельности

Николай Дмитриевич Кондратьев, согласно сословному положе­нию, «крестьянин Костромской губернии», родился в 1892 г. в семье гравера-отходника. Учился в церковно-приходской школе, затем в церковно-учительской семинарии, откуда в 1906 г. был исключен «за не­благонадежность». В годы революции 1905—1907 гг. примыкал к пар­тии эсеров, был членом ее уездного комитета, вел пропаганду, круж­ковую работу, около семи месяцев провел в тюрьме.

После сдачи экстерном экзамена на аттестат зрелости (в 1910 г.) Н. Д. Кондратьев поступил в Петербургский университет — на эконо­мическое отделение юридического факультета. Среди его учителей были выдающиеся ученые: М. И Туган-Барановский, М. М Ковалев­ский, А. С. Лаппо-Данилевский, Л. И. Петражицкий, В. В. Святловокий и др. Близким другом Н. Д. Кондратьева (еще со школьной скамьи) был Питирим Сорокин — в будущем видный социолог.

Годы, проведенные в университете, были для Н. Д Кондратьева годами напряженной работы. Только за 1912—1914 гг. вышло более 20 его статей, рецензий и рефератов. Н. Д Кондратьев, активный участник студенческих волнений, продолжает вести кружки эсеровского направления, а в 1913 г. во время празднования 300-летия дома Ро­мановых подвергается месячному тюремному заключению

В 1915 г выходит первая монография молодого ученого «Развитие хозяйства Кинешемокого земства Костромской губернии», благожела­тельно встреченная критикой. В том же году Н. Д Кондратьев успеш­но заканчивает курс и по ходатайству учителей остается при универ­ситете «для приготовления к профессорскому званию». После Февраль­ской революции Кондратьев вновь становится видным деятелем эсе­ровской партии (вышел из ПСР в 1919 г.), участвует в подготовке крестьянских съездов, работе общественных организаций, избирается

по списку эсеров в Учредительное собрание. В канун октябрьских событий 1917 г. Кондратьеву поручен пост товарища (заместителя) министра Временного правительства по продовольствию.

В конце 1917—1918 гг. ученый, по всей видимости, переживает серьезный идейный я психологический кризис: находясь в оппозиции к новой власти, он мучительно ищет свое место в создавшейся системе общественных связей. Мало пишет, почти не публикуется. С 1918 г. Кондратьев живет в Москве: работает в различных научных учрежде­ниях, занимается преподавательской — работой. В 1920 г. Н. Д. Кон­дратьев — к этому времени уже профессор — становится директором Конъюнктурного института, руководству которого он отдал лучшие годы жизни.

«Начиная с 1919 г.,— писал впоследствии Кондратьев,— я признал, что я должен принять Октябрьскую революцию, потому что… первое представление, которое я получил в 1917—1918 гг., было неправиль­но… я вошел в органическую связь с Советской властью»[7] . Кондратьев никогда не состоял в коммунистической партии, не был по своим взгля­дам марксистом (хотя и признавал .ряд научных результатов маркси­стского учения). В 1920-е гг. он — лояльный советский служащий, же­лающий добра своему народу, своей стране, видящий смысл научной и практической деятельности в служении Отечеству.

Окончательному выходу Кондратьева из духовного кризиса спо­собствовало начало новой экояомической политики. На период нэпа приходятся наиболее крупные труды ученого, принесшие ему и миро­вую известность[8]. Ширится деятельность Конъюнктурного института, превратившегося, благодаря усилиям Кондратьева и его коллег, а науч­ный центр не только национального, но я мирового уровня. В 1924 г. ученый в сопровождении жены Е. Д. Кондратьевой уезжает в дли­тельную научную командировку, посещает Германию, Великобрита­нию, Канаду, США. В Соединенных Штатах он последний раз встре­тился с П. А. Сорокиным, отклонив, кстати сказать, его предложение принять руководство кафедрой в одном из американских универси­тетов. 

С 1927 г. в СССР начинается постепенное свертывание новой экономической политики. Убежденные сторонники «товарно-рыночной модели» советской экономики и в их числе профессор Кондратьев попадают в опалу. В мае 1928 г. ученый увольняется с поста дирек­тора Конъюнктурного института (сам институт был вскоре закрыт). В печати с нарастающей силой идет его политическая травля. По имеющимся данным, Н. Д. Кондратьев подвергался непродолжитель­ным арестам уже в 1920 и 1922 гг. В июле 1930 г. действительный член семи зарубежных научных обществ и академий, ведущий сотрудник ряда отечественных исследовательских институтов, профессор Тимирязевской академии Н. Д. Кондратьев арестовывается ОГПУ как глава- " •никогда не существовавшей «Трудовой крестьянской партии». 

Находясь в Бутырской тюрьме, Кондратьев начинает работу над обобщающим экономическим трактатом теоретического и методологи­ческого характера, из которого до нас дошла лишь его первая часть (написана в 1931 т., опубликована впервые 60 лет спустя[9]). В начале 1932 г. объявлен его приговор: восемь лет тюремного заключения. В Суздальском политизоляторе ученый продолжает работу, но этому мешают прогрессирующая болезнь, надвигающаяся слепота. Ужесто-чается и тюремный режим. К марту 1938 г. Кондратьев уже практи­чески не встает. 17 сентября 1938 г. по новому приговору Военной Д коллегии на основании сфабрикованных обвинений Н. Д. Кондратьев был расстрелян.

Понять, хотя бы отчасти, Кондратьева как человека помогают опубликованные отрывки его писем, посланных из мест заключения жене. В одном из «их, за несколько месяцев до гибели, Николай Дмит­риевич писал: «Что касается меня, то, как ты знаешь, я не получил никакого воспитания, как и большинство крестьянских детей. Поэтому мой характер сложился стихийно в суровой жизненной школе, которую мне пришлось в свое время пройти. Но не обладай я своим характе­ром — я бы никогда не пробился от сохи до профессорской кафедры.    Может быть, это было бы и лучше? Может быть, но во всяком случае,  если Алешик настойчива, то это меня, скорее, радует. Важно только, чтобы одновременно она была трудолюбива, честна, спокойна и чело­вечна» [10].

Трактовка аграрных проблем

Н. Д. Кондратьев был, как известно, универсальным исследовате­лем. Однако, проживая в стране, где подавляющее большинство насе­ления составляли крестьяне, он, как и многие российские экономисты, рано стал интересоваться именно аграрной проблематикой. Уже пер­вые значительные работы Кондратьева «Развитие хозяйства Кинешемского земства Костромской губернии» (1915), «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» (1922) посвящены аграр­ному сектору российской экономики.

Так, в центре внимания монографии о рынке хлебов стояли вопро­сы размещения, развития и регулирования сельскохозяйственного про­изводства. Уже здесь Н. Д. Кондратьев рассматривает модель твердой цены на хлеб, при которой степень административного вмешательства оказывается наивысшей, модель косвенного ценового воздействия, суть которого сводилась к тому, чтобы угадать, имитировать вольную це­ну», и, наконец, смешанный метод ценообразования, основанный на сочетании твердого базиса цены с прогнозами ее возможных изме­нений.

Анализируя соотношения твердых и вольных (рыночных) цен за период 1914—1918 гг., Кондратьев указывает на возрастание разрыва между ними и приходит к заключению, что «политика твердых цен была бессильна овладеть движением цен, устранить вольные нелегальные цены, дуализм цен вольных и твердых». В этой связи им ставится вопрос о пределах государственного вмешательства на рынке. Ученый полагает, что ад министр ативное принуждение и запретительные меры на рынке хлебов порождались во многом жесткой реальностью воен­ного времени. Вместе с тем методы грубого интервенционизма неиз­бежно обостряли продовольственную проблему, поскольку обнажалась неэффективность и косность бюрократического государственного аппа­рата.

Монография «Рынок хлебов…» является ценным источником фак­тического материала, не только конкретным ясторико -экономическим, но и теоретическим исследованием. Здесь автор впервые подходит к концепции смешанных форм воздействия на экономику — со стороны государства, торгово-предпринимательских структур, местных органов власти (городов и земств), а также со стороны отдельных крестьян­ских хозяйств. Проблема хлебного рынка предстает как проблема син­тетическая — в ее разрешении участвует множество субъектов, ис­пользуются различные, часто противоречивые методы регулирования.

Н. Д. Кондратьев даже в тяжелейших условиях войны и револю­ции выдвигал требование «рыночной проверки» методов государст­венной политики. Тем не менее его невозможно представлять глаша­таем безбрежной рыночной спонтанности и стихийности. Как известно, при активном участии ученого Плановая комиссия Наркомзема РСФСР составила первый в истории перспективный план развития сельского и лесного хозяйства РСФСР (1923—1928) (так называемая «пятилетка Кондратьева»).

При разработке этого плана Н. Д. Кондратьев исходил из необ­ходимости сочетания на базе нэпа плановых и рыночных начал, вы­двинул центральную идею «тесной связи» и «равновесия» аграрного и индустриального секторов. В середине 1920-х гг. эти положения окончательно сформировались в виде концепции параллельного рав­новесного развития сельского хозяйства и промышленности. Н. Д. Кон­дратьев писал, что лишь «здоровый рост сельского хозяйства предпо­лагает… мощное развитие индустрии». Эффективный аграрный сектор способен обеспечить подъем всей экономики, стать гарантией устойчи­вости всего народного хозяйства, включая процесс индустриализация.

Характерно, что Н. Д. Кондратьев не выступал против национа­лизации земли. Однако он считал необходимым смелее развивать то­варно-торговые основы нэповской деревни, свести к минимуму ограни­чения свободного развития трудового хозяйства крестьянина, достав­шиеся в наследство от эпохи «военного коммунизма». Кондратьев пред­лагал освободить экономическую политику на селе от любых поползно­вений в целях создать монополию для государственного и кооператив­ного торгового аппарата, провозглашая курс на усиление товарности аграрного сектора. В этом русле развивались его идеи о первоочеред­ной помощи хозяйствам, приближающимся к фермерскому типу, спо­собным обеспечить быстрое наращивание объемов товарного хлеба, в том числе для экспорта.

Кондратьев протестовал против огульного занесения всех «силь­ных слоев деревни» в состав кулачества. Он утверждал, что неопре­деленно расширительный подход к кулачеству порождает борьбу с «крепкими, развивающимися слоями деревни… которые только и могут быть основой товарной продукции». Когда ученый призывал преодо­леть «страх перед существующим и несуществующим кулачеством», он в принципе не отрицал наличие социальной дифференциации в де­ревне. Однако Кондратьев не считал дифференциацию определяющим

фактором политики. Его программа была в первую очередь прагмати­ческой, ориентировалась на первоочередную поддержку крепких семей­ных трудовых хозяйств, способных стать основой экономического подъема в стране. Стремление же направить основные финансовые и материальные ресурсы на поддержку сначала бедняков и малоимущих середняков Кондратьев считал неоправданным, нереалистичным: этим слоям можно было реально помочь лишь тогда, когда аграрный сек­тор и народное хозяйство в целом достаточно окрепнут, встанут, что называется, на ноги.

Призывы Кондратьева отказаться «от протекционизма и филан­тропии в отношении немощных хозяйств и бесхозяйственных форм ко­операции» были с самого начала встречены в штыки «левой оппози­цией» внутри ВКП(б). Так, лидер «левых» Г. Зиновьев охарактеризо­вал концепцию Кондратьева как «манифест кулацкой партии»[11]. Эта ха­рактеристика была несправедливой и провокационной. Повторим еще раз: Н. Д Кондратьев ориентирозался на массовый подъем высоко­товарных хозяйств. В середине 1920-х гг социальной базой такого подъема могли стать также экономически сильные середняки. Тем не менее оценки, подобные зиновьевской, не только прижились в партий­ной литературе, но со временем, несмотря на поражение «левой оппо­зиции», сделались здесь господствующими.

С 1927 г. в СССР начинается быстро прогрессирующее сверты­вание нэпа. Характерно, что сам Кондратьев считал этот год рубеж­ным, писал, что после него вступает в силу «новый курс социально-экономической политики Советской власти». Тем самым была четко обозначена временная граница, за которой научные взгляды Кон­дратьева уже не могли найти практического применения.

Концепция народнохозяйственного планирования

Большая часть десятилетия 1920-х гг. была заполнена также напряженной работой Н. Д. Кондратьева по разработке теории народ­нохозяйственных планов. Ученый не раз подчеркивал, что в послерево­люционных условиях государство, используя национализированную собственность (на землю, преобладающую часть промышленности, транспорта, кредитной системы и значительную часть торговли), спо­собно оказывать значительно более сильное воздействие не только на общественный, но и на частный сектор, народное хозяйство в целом. Главным методом такого воздействия Н. Д. Кондратьев считал плани­рование.

Наряду с теоретическими изысканиями Н. Д. Кондратьеву принад­лежит заслуга непосредственного участия в составлении первых пла­нов. Как уже отмечалось, в течение ряда лет он возглавлял Управле­ние сельскохозяйственной экономики и плановых работ Наркомзема РСФСР, был директором Конъюнктурного института при Наргомфине СССР Молодой директор (Кондратьеву не было тогда и сорока лет) ставил перед институтом задачу создания макроэкономической теории планирования и прогнозирования В решении вопросов конъюнктурных исследований (динамика цен, индексы объемов производства в про­мышленности, сельском хозяйстве и т. д. ) Кондратьев и его сотруд­ники стояли на передовых рубежах мировой науки.

Как уже отмечалось, к середине 1920-х гг. в отечественной эконо­мической мысли сложились два основных подхода к планированию.

Первый (генетический) строился на основе экстраполяции в будущее (на величину планового периода) тех основных тенденций в развития экономики, которые имелись в настоящем. Второй (телеологический) делал главный упор на постановку определенной задачи плана для того, чтобы затем выяснить способы ее реализации. Н. Д. Кондратьев, как и большинство крупнейших экономистов того времени, выступал за разумное сочетание обоих .методов. Им, в частности, подчеркива­лось, что «учет объективной обстановки столь же необходим при по­строении планов промышленности, как и пря построении планов раз­вития сельского хозяйства. И генетический и телеологический методы должны быть, очевидно, использованы как при построении одних, так и при построении других. Различие же между первыми и вторыми планами обусловливается вовсе не тем, что в одном случае мы поль­зуемся генетическим методом, а в другом — телеологическим мето­дом. Различие это лежит в ином, а именно в пределах возможного влияния государства на промышленность и на сельское хозяйство»[12].

Будучи убежденным сторонником сочетания «телеологии» и «ге­нетики», Н. Д. Кондратьев много делал для изучения объективных характеристик и тенденций рыночной экономики. Для него рынок был не просто символом стихийного начала, но рассматривался в ка­честве связующего звена между национализированным, кооператив­ным и частным секторами, а также как важный источник хозяйствен­ной информации. Предназначение же плана ученый видел в том, чтобы обеспечить более быстрый, чем при спонтанном развитии, темп роста производительных сил. Кроме того, задачу планирования Н. Д. Кон­дратьев усматривал в обеспечении не только быстрого, но сбаланси­рованного роста производства. Концепция разумного сочетания рыноч­ных и плановых начал (равно как одновременного использования принципов «генетики» и «телеологии») представлялась ему пригодной для всех секторов экономики

Вместе •c тем, как показал Н. Д. Кондратьев, указанная концеп­ция модифицировалась в зависимости от того, какой именно сектор рассматривался в качестве объекта планирования. Так, в сфере сель­ского хозяйства, основанного тогда на частной собственности крестьян, по необходимости должны были преобладать методы косвенного воз­действия на рынок, план здесь должен был принимать преимущест­венно генетический характер. Напротив, в национализированной про­мышленности элементы сознательного, планового влияния способны были обрести гораздо больший вес. Соответственно возрастало значение приемов телеологического планирования. Но в любом случае по­строить научный план, а главное, воплотить его в жизнь можно было, согласно Кондратьеву, только сообразуясь с реальной обстановкой, объективными законами рынка, стремясь к равновесию спроса и пред­ложения, устойчивости денежного обращения.

Большую роль в обеспечении реалистического характера плани­рования Н. Д. Кондратьев придавал экономическим прогнозам. Он  был против излишней детализации перспективных планов, выступал про­тив «фетишизма цифр, при котором разработка слабо обоснованных цифровых заданий превращалась в самоцель плановой деятельности. Исходя из данных соображении, Н. Д. Кондратьев и его сторонники подвергли критике первоначальный проект пятилетнего плана на 1926/27—1930/31 гг., разработанный под руководством С.Г.Струмилина Н.Д. Кондратьев, в частности, предлагал убрать из плановых документов чрезмерно подробные цифровые расчеты и заменить их более тщательным анализом исходного уровня хозяйства, лучшей про­работкой методов экономической политики.

Воззрения Н. Д. Кондратьева на цели и направления планирова­ния не оставались неизменными. Вначале он, наряду с другими видными учеными (В. Г. Г.роман, Н. П. Макаров), полагал, что в силу аграрного характера страны основу народнохозяйственного планиро­вания в СССР должен составлять преимущественно генетический план развития сельского хозяйства. Впоследствии "под влиянием перемен в экономической жизни и политике ученый стал во все большей степени увязывать задачи народнохозяйственного плана с целями индустриа­лизации.

В общей концепции планирования Кондратьева усиливалась роль телеологических методов, сознательного воздействия на экономику. Вместе с тем ученый справедливо указывал, что сбалансированное развитие народного хозяйства, быстрый рост промышленности немы­слимы без устойчивости сельскохозяйственного производства. Он пред­лагал направлять часть капиталовложений в аграрный сектор эконо­мики (на землеустройство, мелиорацию, местную перерабатывающую промышленность). Эти меры в сочетании с производственной и иными формами кооперации должны были, по его мнению, обеспечить долго­временный экономический эффект. Ученый предостерегал, что в про­тивном случае недостаточный темп роста сельскохозяйственной про­дукции может стать одной из причин срыва программы индустриали­зации.

Заслуга Н. Д. Кондратьева заключалась в том, что он разработал довольно стройную концепцию научного планирования, сознательного воздействия на экономику, причем в условиях нэпа, при сохранении механизмов рыночного регулирования и рыночной сбалансированно­сти. Неудивительно, что эта концепция оказалась «не по вкусу» ста­линскому руководству, намечавшему форсированный, но без учета ре­альных условий, переход к административному государственному со­циализму. В своей речи на конференции аграрников-марксистов, т. е. в том самом выступлении, где он пообещал «отбросить нэп к черту», Сталин грубо раскритиковал теорию равновесия (равновесного разви­тия), развитую Кондратьевым и его единомышленниками, назвав ее одним из «буржуазных предрассудков»[13]. Для Сталина, как и для дру­гих идеологов «волевого», командного планирования, были неприемле­мы научно взвешенные, умеренно реформаторские концепции Кон­дратьева и его школы. Но сегодня можно объективно оценить заслуги русского ученого в критике теоретических предпосылок «планового» волюнтаризма.

Конечно, концепция планирования Н. Д. Кондратьева по необхо­димости содержала компромиссные положения. Так, он полагал, что план является руководящим заданием для государственных органов, проводящих экономическую политику государства. Однако для самих государственных предприятий контрольные цифры перспективного плана, согласно его представлениям, носили скорее рекомендательный характер и не увязывались с обязательными решениями об объемах производства. Фактически Кондратьев уже в конце 1920-х гг. подошел к концепции индикативного планирования, реализованной во многих странах Запада после второй мировой войны.

Эта часть воззрений Н. Д Кондратьева, подвергнутая тогда жестокой критике, весьма актуальна в наши дни, когда предприятия функционируют в условиях становления рыночной экономики, нуж­даясь в помощи государственного регулирования. Весьма актуальными сегодня представляются и многие другие идеи Кондратьева — о соче­тании научного регулирования и прогнозирования, учете рыночной ситуации как факторе реалистичности общенациональных программ, о сочетании механизмов рыночного равновесия с долгосрочным планированием и т. д.

Учение о «больших циклах конъюнктуры»

Мировой экономической науке Н. Д. Кондратьев известен прежде всего как автор теории больших циклов хозяйственной конъюнктуры. В ряде своих работ, среди которых выделяются монография «Мировое хозяйство и его .конъюнктуры во время и после войны» (1922) и доклад «Большие циклы экономической конъюнктуры» (1925), ученый разви­вал идею множественности циклов, выделяя различные модели цикли­ческих колебаний: сезонные (продолжительность меньше года), корот­кие (продолжительность 3—3,5 года), торгово-промышленные (сред­ние) циклы (7—11 лет) и, наконец, большие циклы, длящиеся 4й— 55 лет.

Концепция больших циклов Н. Д. Кондратьева распадалась на три основные части:

1) эмпирическое доказательство существования «боль­шой модели цикла»,

2) некоторые эмпирически установленные законо­мерности, сопровождающие длительные колебания  конъюнктуры,

3) попытка их теоретического объяснения, или собственно теория боль­ших циклов конъюнктуры.

Чтобы установить, существуют ли большие циклы, Н. Д. Конд­ратьев обработал значительный фактический материал. Им были изу­чены статистические данные по четырем ведущим капиталистическим странам — Англии, Франции, Германии и США. Кондратьев анализи­ровал динамические ряды цен, процента на капитал, заработной платы, объема внешней торговли, а также производства основных видов про­мышленной продукции. Динамика производства угля и чугуна учиты­валась также по индексам общемирового производства.

Большинство взятых данных (за редким исключением) обнаружи­ло наличие циклических волн продолжительностью в 48—55 лет. При­чем периоды в колебаниях отдельных показателей совпадали между собой весьма близко. Период статистических наблюдений и анализа составлял максимально 140 лет (по некоторым данным меньше). На этот отрезок времени — к середине 1920-х гг.— пришлось всего два с половиной закончившихся больших цикла. «Очевидно,— писал Н. Д. Кондратьев,— что если доступный нашему изучению отрезок времени и достаточен, чтобы решить вопрос о существовании больших волн конъюнктуры, то он не достаточен, чтобы с полной категорич­ностью признать и цикличность этих волн. Однако мы считаем имею­щиеся данные достаточными, чтобы признать большую вероятность этой [14]цикличности» .

Согласно оценкам Н. Д. Кондратьева, периоды больших циклов с конца XVIII в. оказались приблизительно следующие:

1. Повышательная волна: с конца 80-х — начала 90-х гг. до 1810-1817 гг.

2. Понижательная волна: с 1810—1817 гг. до 1844—1851 гг.

1. Повышательная волна: с 1844-1851гг.  до 1870—1875 гг

II

3. Понижательная волна: с 1870-1875гг.   до 1890—1896г

1. Повышательная волнам с 1890—1896 гг. до 1914-1920 гг.

III

2. Вероятная понижательная волна: c 1914—1920 гг.

Таким образом, несмотря на довольно высокую конъюнктуру наблюдавшуюся в 1920-е гг. в главных капиталистических странах.

Н. Д. Кондратьев относил указанное десятилетие к началу очередной понижательной волны, что вскоре нашло подтверждение в драматических событиях мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. последующей многолетней депрессивной фазы. Можно утверждать, что Н. Д Кондратьев во многом предугадал великую депрессию 1930-х гг.

Если экстраполировать основные тенденции намеченные профессором Кондратьевым, получится, что к настоящему времени развитые, страны Запада должны были пережить уже четыре больших цикла и вступить в пятую большую повышательную  волну хозяйственной конъюнктуры. Фактически большие циклические колебания были примерно следующими:    

1. Повышательная волна: с 1890—1896 гг. до.1914—1920 гг.

VI

2. Понижательная волна: с 1914—1920 гг. до 1939—1945 rr.
1. Повышательная волна: с 1939—1945 гг. до 1967—1973 гг.

V

2. Понижательная волна: с 1967—1973 гг. до 1982—1985 rr.

VI           1. Повышательная волна с 1982—1985гг.

Как видно, понижательная волна IV большого цикла была необычно краткой (всего 16—19 лет), во в целом предсказание  Н. Д. Кондратьевым динамики длительных колебаний конъюнктуры оказалось довольно точным Не случайно интерес к модели «больших циклов» резко возрос именно с середины 1970-х гг. ,когда спустя почти пол века после «великой депрессии» на Западе повсеместно наблюдался очередной всеобщий хозяйственный спад.

Как уже отмечалось, Н Д Кондратьев "выделил и целый ряд эмпирических закономерностей, сопровождавших длительные колебания экономической конъюнктуры. Так, он полагал, что «перед началом и в начале повышательной волны каждого большого цикла наблюдаются глубокие изменения в условиях экономической жизни общества. Эти изменения выражаются в значительных изменениях техники (чему предшествуют в свою очередь значительные технические открытия и изобретения), в вовлечении в мировые экономические связи новых стран, в изменении добычи золота и денежного обращения»[15].

Главную роль, по мнению Н Д Кондратьева, играли здесь науч­но-технические новации. Так, в развитии первой повышательной волны (конец XVIII в) решающую роль сыграли изобретения и сдвиги в текстильной промышленности и производстве чугуна. Рост в течение второй волны (середина XIX в) был обусловлен прежде всего строи­тельством железных дорог, бурным развитием морского транспорта, что позволило освоить новые хозяйственные территории и преобразо­вать сельское хозяйство Наконец, третья повышательная волна (конец XIX — начало XX в ) была подготовлена, по Н Д Кондратьеву, изоб­ретениями в сфере электротехники и основывалась на массовом внедре­нии электричества, радио, телефона и других новшеств.

Продолжая анализ профессора Кондратьева, отметим, что после­военные повышательные волны, несомненно, связаны с определенными этапами научно технической революции   четвертая волна (1940— 1960 гг) — с изобретением и внедрением синтетических материалов, пластмасс, электронно-вычислительных машин первых поколений; на­чавшаяся в 1980-х гг. пятая большая повышательная волна — с мас­совым внедрением микропроцессоров, достижений генной инженерии. биотехнологии, «нетрадиционной» энергетики и т. д.

Другими эмпирическими закономерностями, сопровождающими длительные конъюнктурные колебания, Н. Д. Кондратьев считал сле­дующие:

а) на периоды повышательной волны каждого большого цикла приходится наибольшее количество социальных потрясений (войн, и ре­волюций) ;

б) периоды понижательной волны каждого большого цикла сопро­вождаются длительной и особенно резко выявленной депрессией сель­ского хозяйства;

в) в период повышательной волны больших циклов средние ка­питалистические циклы характеризуются краткостью депрессии и интенсивностью подъемов; в период понижательной волны больших циклов наблюдается обратная картина [16].

Не все указанные закономерности оказались типичными для после­военного периода. Так, сельскохозяйственное производство на всем его протяжении не обнаружило заметных депрессивных спадов. Зато до­вольно четко проявилась последняя закономерность: бурные подъемы и вялые краткие спады среднего цикла в течение 1940—1960-х гг. (четвертая большая повышательная волна) и, напротив, глубокие кри­зисы (1973—1975 гг. и 1980—1982 гг.) при кратких подъемах на всем протяжении большой понижательной волны.

Что же касается войн и крупных социальных потрясений, то чет­вертая повышательная волна действительно ограничена с обеих сто­рон резкими  социальными   кризисами  буржуазного  общества (1940-е гг.—вторая мировая воина и резолюции в Восточной Европе, Китае; конец 60-х гг.—события «жаркого лета» (1968) во Франции, «жаркой осеяи» (1969) в Италии, .массовые протесты против войны во Вьетнаме и расовой дискриминации в США). Начало пятой повыша­тельной волны на Западе (с середины 1980-х гг.) сопровождалось не­виданным кризисом «государственного социализма», а его распад в восточноевропейских государствах и в СССР (1989—1991) во многом обусловливался крупными хозяйственными успехами параллельной экономической системы.

Следовательно, и вторая часть концепции больших циклов Кон­дратьева представляет несомненный интерес для наших современников. Это же можно сказать и о третьей части, содержащей объяснение длительных колебаний экономической конъюнктуры.

Российские экономисты С. М. Меньшиков и Л. А. Клименко, под­водя итог высказываниям профессора Кондратьева о внутреннем меха­низме длинных циклов, выделяют в его концепции следующие основ­ные положения.

1. Капиталистическая экономика представляет собой движение вокруг нескольких уровней равновесия. Равновесие «основных капи­тальных благ» (производственная инфраструктура плюс квалифициро­ванная рабочая сила) со всеми факторами хозяйственной и обществен­ной жизни определяет данный технический способ производства. Когда это равновесие нарушается, возникает необходимость в создании но­вого запаса капитальных благ.

2. Обновление «основных капитальных благ» происходит не плавно, а толчками. Научно-технические изобретения и нововведения при этом играют решающую роль

3.  Продолжительность длинного цикла определяется средним сро­ком жизни производственных инфраструктурных сооружений, которые являются одним из основных элементов капитальных благ общества.

4.  Все социальные процессы — войны, революции, миграции насе­ления — результат преобразования экономического механизма

5.  Замена «основных капитальных благ» и выход из длительного спада требуют накопления ресурсов в натуральной и денежной форме Когда это накопление достигает достаточной величины, появляется возможность радикальных инвестирований, которые выводят экономи­ку на новый подъем[17].

В настоящее время концепция больших циклов Кондратьева имеет среди экономистов как горячих сторонников, так и столь же упорных противников Какова бы ни была ее дальнейшая судьба, ясно, что она внесла немалый вклад в развитие особого раздела мировой экономи­ческой мысли — теории хозяйственной конъюнктуры

Как уже отмечалось выше, вклад профессора Кондратьева не был по достоинству оценен в современной ему отечественной литера­туре. Лишь поначалу дискуссия велась в академических тонах — оппоненты критиковали Н Д Кондратьева ва известную узость фак­тологической базы, указывали на тенденциозные, по их мнению, при­емы статистической обработки Позднее (с конца 1920-х гг) оценки приняли откровенно враждебный тон Концепция Кондратьева стала приравниваться к «буржуазно-апологетической теории» да том осно­вании, что ее автор (вразрез с официальной доктриной «общего кри­зиса капитализма») фактически признавал возможность в будущем новых длительных подъемов капиталистической экономики

Вопросы статики и динамики в рукописи 1931 г.

Последняя работа Н Д Кондратьева — «Основные проблемы эко­номической статики и динамики», написанная, как уже говорилось, в Бутырской тюрьме, по замыслу ученого, должна была сыграть роль первой «вводной общеметодологической части» к еще более обширному произведению из пяти книг Вторую книгу предполагалось посвятить теории «тренда» — общей (вековой) тенденции мирового экономиче­ского развития в XIX—XX вв, третью — непосредственно «большим колебаниям» конъюнктуры, или большим циклам; предметом изучения в четвертой книге должны были стать «малые циклы я кризисы», и, наконец, в пятой заключительной книге Н.Д. Кондратьев предполагал дать «синтетическую теорию социально-экономической генетики, или развития»

Таким образом, Кондратьев намеревался создать фундаменталь­ный труд по общим проблемам экономического развития (равновесие и рост, статика и динамика, цикл и кризис) Из письма Н Д Кон­дратьева к жене (1934) мы знаем как об общем плане пятитомного произведения, так и о том, что кроме первой книги, написанной вчерне и переданной «на волю» (еще перед отсылкой в Суздальский политизо лятор), ученый уже в Суздале успел закончить несколько глав из второй книги[18].  Но эта часть рукописи не сохранилась. Последующие планы остались, видимо, нереализованными.

Дошедшая до нас черновая рукопись «Основные проблемы эко­номической статики и динамики» по жанру представляет собой соци­ально-экономический трактат общеметодологического плана. Автор продолжает здесь традиции <великого синтеза», начатого в россий­ской экономической науке его учителем М. И. Туган -Барановским. Гак, в вопросах анализа статики и динамики Н. Д Кондратьев широко пользуется инструментарием маржинализма, составившего основу современного неоклассического направления. Но, как хорошо видно из текста рукописи, ученым высоко оценивались многие "положения мар­ксистской политической экономии: «Все учение о ценах производства, о средней норме прибыли и лежащее в основе его (Маркса.—А. X.) учение о ценности и прибавочной ценности, по существу, является ана­лизом абстрактно-капиталистического хозяйства в условиях равнове­сия. Причем чрезвычайно значительным шагом вперед здесь является то, что из сферы цен и их соотношений марксизм перенес анализ также в сферу производства и обращения общественного капитала, построив теорию и схемы простого воспроизводства» Таким образом, согласно Кондратьеву, в марксизме можно найти «целую систему статики». Однако последняя дана не изолированно, а в органической связи с теорией расширенного воспроизводства, т. е. с теорией динамики «Наи­более ценной и оригинальной чертой марксовой школы,—отмечает в этой связи Н Д. Кондратьев,— является именно то, что она и только она выдвинула теорию экономической динамики»[19]

Н. Д. Кондратьев, как уже отмечалось, никогда не был маркси­стом. Важнейшая особенность марксистского метода — классовый под­ход к социально-экономическим явлениям — оставалась для него чуж­дой. Вместе с тем Кондратьев недвусмысленно отрицал «индивидуали­стический», «атомарный» подход ортодоксального маржинализма. Эко­номическую теорию Кондратьев именовал не политической, а «социаль­ной экономией», определив ее как науку об общественной (статисти­чески-массовой) природе хозяйственной деятельности. С его точки зре­ния, экономическая наука представляет собой часть социологии, тот ее раздел, который изучает общество как хозяйство. Н. Д Кондратьева, следовательно, можно считать сторонником социального направления всемирной экономической мысли, но таким его представителем, кото­рый одновременно стремился к синтезу лучших достижений всех школ мировой науки.

Наряду с методологическими позициями рукопись 1931 г знако­мит нас и с новыми взглядами ученого по проблемам народнохозяй­ственного равновесия В специальной главе об экономической статике, динамике и генетике Н. Д. Кондратьев формулирует учение о «трех основных концентрах» на рынках товаров, труда и капитала.

Для товарного рынка «центральным элементом» является цена на товар или услугу. Вокруг этого «центрального элемента» группиру­ются все другие элементы народного хозяйства- сначала спрос и пред­ложение (первый, наиболее узкий концентр), затем доходы и произ­водство (второй концентр) и, наконец, (Ьакторы и организация ппо-изводства, образующие наиболее широкий, третий концентр. Подобным же образом образуются «концентрические круги» на рынке пруда и капитала («центральными элементами» выступают здесь соответственно заработная плата и процент на капитал), эти системы концентров в наиболее общей схеме увязываются Кондратьевым с системой рынка товаров.

Полученная -совокупная система концентрических кругов, располо­женных симметрично относительно товарных цен, заработной платы и процента, испытывает постоянные колебания. Однако, с точки зрения Кондратьева, в рамках первых двух концентров (т е. в системах цен, спроса, предложения и через их посредство — со взаимосвязях дохо­дов и производства) закон больших чисел толкает хозяйственную жизнь в сторону равновесия. Эти концентрические круги относятся им к области статики. Напротив, третий концентр объемлет в первую очередь динамические факторы (факторы производства и организацию), в том числе: накопление капитала, рост населения, технический про­гресс, совершенствование знаний и т. д.

Динамические факторы «третьего концентра» оказывают «пертурбирующее воздействие» на элементы двух первых концентрических кру­гов, способствуя нарушению равновесия и побуждая стабилизирующие силы восстанавливать равновесие на новом, более высоком уровне. Такова, по мнению Кондратьева общая природа циклических коле­баний.

Колебания на уровне установления равновесия между спросом и предложением (первый концентр) образуют основу малых циклов, колебания размеров производства и доходов на основе данного уров­ня производительных сил (второй концентр) формируют базу циклов, средних по продолжительности. Наконец, развитие общих динамических факторов, приводящих к коренным сдвигам в запасе капитальных благ и в общем уровне производительных сил (третий концентр), обуслов­ливают существование «больших циклов конъюнктуры».

Литература:

1. «История экономических учений» под редакцией доктора экон. Наук А.Г.Худокормова. Издательство московского университета. Москва 1994г.
2. Чаянов А.В. «Крестьянское хозяйство» М. 1989г.
3. Кондратьев Н.Д. «Основные проблемы эконом. статики и  динамики» М. 1991
4. Взгляды М.И. Туган- Бараковского, А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, Л.Н. Юровского и современность. М 1991.
5. Меньшиков С.Н., Клименко Л.А. «Длинные волны в экономике» М.1989.